Let it be
Со мной чего-то странное и непривычное происходит - ничего глобального, но все-таки мне раньше не было так худо от одиночества. Физического, я имею ввиду. В том смысле, что когда я возвращаюсь домой, мне не становится уютно, спокойно. И хотя дома Чезар, я впадаю в какой-то ступор и, не в состоянии что-то делать, пялюсь в телек или монитор, причем даже не вникаю в суть изображений - просто пялюсь. Иногда заставляю себя что-то делать, но это даётся с таким огромным трудом. И нет, это, думается мне, не от лени. Потому что вне дома я чувствую себя полной сил, вдохновлённой, готовой менять свою жизнь в лучшую сторону, и то сделать, и это, и то и сё. Но попадаю домой и впадаю в какой-то странный ступор. И при этом я всегда вроде как хочу домой, одной из первых выхожу из универа, спешу домой, грезя об уюте, а позднее едва заставляю себя выкатиться на улицу ради каких-то даже интересных дел. Как будто я ищу дома спасения, успокоения, но сталкиваюсь с какой-то незримой стеной и упираюсь в неё лбом, как баран. Давящее чувство. И с чего бы это? И при этом, если рядом со мной ещё кто-то есть, мне намного легче. Хотя не будь Чезара - было бы совсем худо, он меня хоть как-то вытаскивает из этого транса. Серьезно, я сегодня почти час сидела на диване, таращась на Мадху и слушая голоса из зомбоящика. И вроде бы надо что-то делать, но... вот так.
Но сегодня я сходила на одно мероприятие, куда нас звал науч.рук. Это совместное заседание полярной и океанологической комиссии, там было две небольшие презентации. В одной рассказывали об Алексее Трёшникове, которому бы исполнилось 100 лет 14 апреля. Это великий полярный исследователь, академик, доктор географических наук. Долго перечислять все его заслуги в этой сфере, да и мало кому из моих товарищей заинтересует это. Скажу честно, мне тоже на этом сухом перечислении фактов было немного скучновато. О нём рассказывал его друг детства, Николай Корнилов. Позади меня сидел мой препод по теории вероятности, Рожков, и он давал мне интересный комментарии, например, о том, что жена Трёшникове называла Корнилова его ангелом хранителем. Алексей Трёшников был довольно порывистым, страстным, что ли романтиком, а Корнилов всегда его несколько "охлаждал", и когда они работали вместе, всё всегда было спокойно. Вторая лекция была о фронтах на поверхности Южного океана, её вёл Ионов, тоже один из преподавателей нашей кафедры. Тоже было весьма познавательно. Не могу сказать, что я почерпнула много нового из этой информации, но в качестве общего развития это было интересно. Что меня особенно умилило - после второй лекции, когда заседание уже подошло к концу, ещё пара человек из слушателей изъявили желание рассказать кое-что от себя. Они рассказывали о Трёшникове, каким он был человеком. Если честно, их воспоминания зацепили меня больше, чем озвучивание вклада этой личности в науку, хотя, вклад, конечно, был немалый и весьма значимый. Одним из таких рассказчиков был муж дочери Трёшникова, как я поняла.
Что меня особенно зацепила - чья-то фраза, уже не помню чья, да и дословно не передам, но смысл в неё был заложен тот, что Антарктида входит в твоё сердце и остаётся там навсегда. Один из профессоров даже признался, что ему и по сей день порой снятся дрейфующие льды и заснеженные пустыни. Я не знаю, что в этой чёртовой Антарктиде такого привлекательного... Но как она мня манит. Пожалуй, это вторая моя мечта, после полёта в космос, которую я считала эдакой несбыточной. Но что если всё-таки у неё есть шанс на существование? Эта надежда очень робкая, слабая, и даже немного сумасшедшая, но всё-таки такая волнующая.
Ну, скажете вы, наверняка всё-таки есть такие "экстримальные туры" для таких чокнутых, как я. Но нет, это не то... Сейчас у меня во лбу горит звезда отчаянной надежды, что я всё-таки что-то смогу, чем-то помогу в этой науке, что не даром я попаду туда, если попаду. Когда у Трёшникова появился шанс попасть в Антарктиду, он сообщил, что согласен на любое качество условий. И как я его в этом понимаю.
Конечно, всё это похоже на какую-то бредовую мечту, но, может быть, отчасти то, что она такая нереальная, невообразимая, она меня так и манит.
И, если честно, я попробую воспользоваться любым шансом.
И да, когда я там сидела... Налетело на меня глупое ощущение какое-то, странное и может даже капельку детское и неуместное будто бы я уже часть чего-то большого, чего-то такого умного, как наука. Мне как-то льстило, что ли, что я знала часть этих людей, которые находились вместе со мной в здании Российского Географического Общества. Это мои преподаватели, мои сокурсники. И хотя мне было ужасно неловко от того, что я в принципе испытываю такие честолюбивые чувства, но мне было приятно, что эти уважаемые в науке океанологии люди разговаривают со мной, тихо шепчут какие-то комментарии. Всё это ужасно глупо, но слов из песни не выкинуть - это как-то почесало мою левую пяточку самолюбия. Мда, признаться-то стыдно. Но, фух, я это сказала.
Кстати, я ещё посетила выставку фотографий с Байкала, а то я приехала раньше нужного на полчаса. Красиво невероятно. Залипала на каждый снимок по нескольку минут. И я решила, что это мой первый, но не последний визит в РГО.
P.S. Всё-таки это было невыносимо....ммм, трогательно что ли, наблюдать, как тот же Корнилов, рассказывая о своём ближайшем товарище Трёшникове, сухо перечислял все его заслуги - а я всё думала - каково ему это сейчас говорить? Конечно, может прошло лет 20 или 30 с его смерти - но все-таки? Но он говорил так, как будто бы и вовсе с ним не знаком. Но когда он закончил, кто-то спросил его, каким Трёшников был человеком. И тот пустился в рассказы, и слышно было, как потеплел его голос. В моей фантазии вырисовались они - молодые, на борту корабля, с гладкими лицами и смольными волосами - и, почему-то, черно-белыми)
Часто в последнее время смотрю на стариков и вижу их молодость. Редко мы их воспринимаем такими же, как мы все. А ведь они были такие же, как мы сейчас - с гибкими руками, спешащими и пышущими здоровьем и мечтами, амбициями. Смотрю - и целая история их многолетней мудрости раскрывается, как цветок на ладони.Фу, как я пафосно в последнее время пишу, но так уж мысль течет
Но сегодня я сходила на одно мероприятие, куда нас звал науч.рук. Это совместное заседание полярной и океанологической комиссии, там было две небольшие презентации. В одной рассказывали об Алексее Трёшникове, которому бы исполнилось 100 лет 14 апреля. Это великий полярный исследователь, академик, доктор географических наук. Долго перечислять все его заслуги в этой сфере, да и мало кому из моих товарищей заинтересует это. Скажу честно, мне тоже на этом сухом перечислении фактов было немного скучновато. О нём рассказывал его друг детства, Николай Корнилов. Позади меня сидел мой препод по теории вероятности, Рожков, и он давал мне интересный комментарии, например, о том, что жена Трёшникове называла Корнилова его ангелом хранителем. Алексей Трёшников был довольно порывистым, страстным, что ли романтиком, а Корнилов всегда его несколько "охлаждал", и когда они работали вместе, всё всегда было спокойно. Вторая лекция была о фронтах на поверхности Южного океана, её вёл Ионов, тоже один из преподавателей нашей кафедры. Тоже было весьма познавательно. Не могу сказать, что я почерпнула много нового из этой информации, но в качестве общего развития это было интересно. Что меня особенно умилило - после второй лекции, когда заседание уже подошло к концу, ещё пара человек из слушателей изъявили желание рассказать кое-что от себя. Они рассказывали о Трёшникове, каким он был человеком. Если честно, их воспоминания зацепили меня больше, чем озвучивание вклада этой личности в науку, хотя, вклад, конечно, был немалый и весьма значимый. Одним из таких рассказчиков был муж дочери Трёшникова, как я поняла.
Что меня особенно зацепила - чья-то фраза, уже не помню чья, да и дословно не передам, но смысл в неё был заложен тот, что Антарктида входит в твоё сердце и остаётся там навсегда. Один из профессоров даже признался, что ему и по сей день порой снятся дрейфующие льды и заснеженные пустыни. Я не знаю, что в этой чёртовой Антарктиде такого привлекательного... Но как она мня манит. Пожалуй, это вторая моя мечта, после полёта в космос, которую я считала эдакой несбыточной. Но что если всё-таки у неё есть шанс на существование? Эта надежда очень робкая, слабая, и даже немного сумасшедшая, но всё-таки такая волнующая.
Ну, скажете вы, наверняка всё-таки есть такие "экстримальные туры" для таких чокнутых, как я. Но нет, это не то... Сейчас у меня во лбу горит звезда отчаянной надежды, что я всё-таки что-то смогу, чем-то помогу в этой науке, что не даром я попаду туда, если попаду. Когда у Трёшникова появился шанс попасть в Антарктиду, он сообщил, что согласен на любое качество условий. И как я его в этом понимаю.
Конечно, всё это похоже на какую-то бредовую мечту, но, может быть, отчасти то, что она такая нереальная, невообразимая, она меня так и манит.
И, если честно, я попробую воспользоваться любым шансом.
И да, когда я там сидела... Налетело на меня глупое ощущение какое-то, странное и может даже капельку детское и неуместное будто бы я уже часть чего-то большого, чего-то такого умного, как наука. Мне как-то льстило, что ли, что я знала часть этих людей, которые находились вместе со мной в здании Российского Географического Общества. Это мои преподаватели, мои сокурсники. И хотя мне было ужасно неловко от того, что я в принципе испытываю такие честолюбивые чувства, но мне было приятно, что эти уважаемые в науке океанологии люди разговаривают со мной, тихо шепчут какие-то комментарии. Всё это ужасно глупо, но слов из песни не выкинуть - это как-то почесало мою левую пяточку самолюбия. Мда, признаться-то стыдно. Но, фух, я это сказала.
Кстати, я ещё посетила выставку фотографий с Байкала, а то я приехала раньше нужного на полчаса. Красиво невероятно. Залипала на каждый снимок по нескольку минут. И я решила, что это мой первый, но не последний визит в РГО.
P.S. Всё-таки это было невыносимо....ммм, трогательно что ли, наблюдать, как тот же Корнилов, рассказывая о своём ближайшем товарище Трёшникове, сухо перечислял все его заслуги - а я всё думала - каково ему это сейчас говорить? Конечно, может прошло лет 20 или 30 с его смерти - но все-таки? Но он говорил так, как будто бы и вовсе с ним не знаком. Но когда он закончил, кто-то спросил его, каким Трёшников был человеком. И тот пустился в рассказы, и слышно было, как потеплел его голос. В моей фантазии вырисовались они - молодые, на борту корабля, с гладкими лицами и смольными волосами - и, почему-то, черно-белыми)
Часто в последнее время смотрю на стариков и вижу их молодость. Редко мы их воспринимаем такими же, как мы все. А ведь они были такие же, как мы сейчас - с гибкими руками, спешащими и пышущими здоровьем и мечтами, амбициями. Смотрю - и целая история их многолетней мудрости раскрывается, как цветок на ладони.